Каждое слово Фаустины било точно в мишень. Сердце мое каждый раз замирало, когда я слышал имя своей любимой. Неизведанное в молодые годы порой до умопомрачения притягательно. А я был совершенно чист. На это и делала свою главную ставку патрицианка. Мое воображение живо нарисовало волшебные картинки будущего. К тому же терять мне, по большому счету, было и впрямь нечего, а выхода просто не существовало. Ведь, в конце концов, вся видимая нами реальность – это всего лишь мысли Родящего. И все же я был сбит с толку, запутан, ошеломлен. Единственное, что помогало мне, – это мое представление об устройстве мира. Причем в период молодости ты понимаешь все совсем не так, как в зрелости. Как и что я тогда понимал, уже трудно воссоздать, но факт остается фактом – я на все внутренне был согласен, точнее, просто не мог противостоять мощному течению чужой воли.

– Итак, пора подводить черту! – Фаустина в упор смотрела на меня. – В противном случае даже я не смогу противиться желаниям цезаря. Скоро он потребует продолжения мунеры – Филипп очень азартен, к тому же он готов каждую минуту любоваться своим Голубем.

– Я готов. Где и когда?

– Очень хорошо. Надеюсь, ты не будешь осуждать меня за то, что не дала тебе хорошо и правильно все обдумать. Я думаю, то решение, которое придет тебе в самый ответственный час, и будет единственно правильным.

– Я хочу увидеть Алорк и переговорить с Веяном.

– Хорошо, но вначале о деле.

– Я весь внимание.

– Кстати, тебе не интересно, кто были эти двое, так красиво зарезавшие друг друга?

– Мне, в общем, не важно.

– Ну, тогда я все же проболтаюсь. Да простят боги женщину за длинный язык! Их звали Децим и Терент.

– Ты и об этом знаешь?

– А как ты думаешь! Я знаю все о своем любимом гладиаторе.

– Цетег не сторонник того, чтобы информация о внутренней жизни школы как-то просачивалась наружу.

– О, Цетег! Он ведь сам когда-то зарабатывал на жизнь гладиатором. К тому же нет людей кристальных, есть сумма, за которую все покупается. Когда-нибудь и ты поймешь это. Ха-ха, но вначале нужно подрасти и обзавестись вот такой бородой.

– Значит, ты все узнала от Цетега? О всех гранях моей жизни в гладиатории тебе известно.

– О нет, конечно, только самая суть. Кто в друзьях, а кто во врагах.

– Но ведь ты не могла предугадать: кто победит в схватке между адабатами, да еще при участии Нигера?

– Риск определенный имелся. Но самый минимальный. После этой схватки победитель должен был сразиться с Веяном. Для него это была бы легкая прогулка, поскольку ни один человек не смог бы избежать увечий в таком бою. Победитель их пары выходит на Голубя, а ты на закуску.

– Невероятно.

– Хотя, отдать им должное, бойцами эти двое были – просто загляденье! Но отомстить за твои ступни – мой долг!

– Фаустина, тебе не приходило в голову, что в твоих жилах течет кровь самого Аида?!

– Да ну! А вот твой друг Веян очень благодарен мне за такой великолепный подарок! Ах, вот мы и подошли к самому главному, а именно – к деталям моего плана.

– Я хочу увидеть Алорк.

– Если будешь внимательным и послушным, получишь все и даже более чем…

Спустя приблизительно четверть часа Туй отвел меня в комнату, располагавшуюся в западной части виллы. По дороге я спросил у него: «Как это – изменить лицо?» Он указал на свою голову и ответил, что он тоже был когда-то лохмат. Когда мы подошли к дверному проему, задернутому плотной тканью, египтянин мягко подтолкнул меня в спину.

И я увидел ту, ради которой готов был идти на все. Несмотря на то что девушка находилась спиной ко входу, а в комнате царил плотный полумрак – единственная масляная лампа горела в правом верхнем углу, – сердце мое затрепетало: никогда я еще не был так близко к Алорк. Спокойное темно-зеленое свечение абриса. Длинная темная одежда придавала всей фигуре мягкую плавность. Остальные детали я при всем желании запомнить бы не смог, и не только потому, что в комнате ощущался явный недостаток света, а просто мне было не до них. Не поворачиваясь ко мне, она произнесла:

– Здравствуй, Ивор. Можно я не буду величать тебя гладиаторским прозвищем?

– Тебе можно все. А можно ли мне смотреть на тебя?

– Сейчас это не самое красивое зрелище. Но пусть будет все так, как предначертано свыше.

Она повернулась, и я увидел бледное, чуть опухшее от слез лицо.

– Алорк, я… я…

– Да, Ивор. Но, к сожалению, жизнь даже этого нас лишила: вместо того, чтобы наконец познакомиться и слушать друг друга, мы должны принимать какие-то сложные решения. – С этими словами она сделала шаг мне навстречу, но тут же ноги ее подкосились, и легкое, словно перо чайки, тело оказалось в моих объятьях.

– Алорк, я сделаю все, что желает Фаустина, и мы уедем. – Я еще много и долго говорил, захлебываясь от избытка чувств, дрожа от нежности и одновременно давясь горьким комом боли и бессильной ярости.

Сколько прошло времени – не знаю. Наконец Алорк сказала:

– Отец Хадад и мать Атагартис, суть и соль всего сущего, они же Ваал и Балаат, заступятся за нас. Я верю в это. Поверь и ты, Ивор. Без веры нельзя. Великая Астарта спрячет нас внутри своего подола. А если придется расстаться с телом, что ж… Душа вознесется на небо и будет жить там, среди божественных светил. На земле она подчиняется горьким велениям судьбы, определяемой вращением звезд, но, поднявшись в высшие области, уподобится богам.

– Интересно, Алорк. Говори дальше, я хочу слушать музыку твоей речи.

– Филархи [39] говорят, что душа притягивается лучами солнца и, очистившись при прохождении через луну, растворяется в сверкающей звезде дня. Потом хозяин неба собирает ее по мелким частичкам, восстанавливает и вновь отправляет на землю. Но прежде чем оказаться на земле, она проходит через сферы семи планет и за счет этого приобретает склонности и качества, присущие каждой из этих звезд. После смерти тела – тот же путь в свое исходное обиталище. Чтобы перейти из одной сферы в другую, она должна преодолеть дверь, охраняемую стражем. Лишь души посвященных знают пароль, смягчающий его непреклонность, и, ведомые специальным богом, уверенно поднимаются из области в область.

– Как все похоже!

– Что именно?

– Да так. Я как-нибудь тебе расскажу о другом устройстве, а сейчас продолжай. Твой голос не дает вырасти внутри меня корявому дереву.

– Корявому дереву?

– Потом, Алорк.

– Хорошо. По мере ее движения наверх она, как одежду, сбрасывает с себя страсти, способности, полученные при спуске, и, очистившись от всякого греха и чувственности, попадает на восьмое небо, чтобы там, в виде тонкой сущности, наслаждаться вечным блаженством.

– Ваш Ваал чем-то схож с нашим Родящим. Спасибо, что отвлекла меня от предстоящего испытания. Алорк…

– Да, милый…

После этой самой короткой фразы Алорк я понял, зачем верховный Ваан изгнал меня из родной земли. Я понял замысел Родящего и вдруг совершенно четко осознал, что весь мой нелегкий жизненный путь был не зря. Я сам окликнул жреца, не дожидаясь его появления:

– Туй!

Когда он бесшумно возник в дверном проеме, я попросил:

– Можно поговорить с Веяном?

– Это лишнее. Твой друг знает все.

– Но хоть у него-то есть шанс?

– Если дело дойдет до официального суда, то твой друг всегда может сказать, что ничего не знал, и ему поверят. Улик нет.

– Но чтобы дело повернулось именно так?..

– Да, конечно….

– Зачем нужен был весь этот спектакль с Нигером и аукторатами?

– Во-первых, Араб любит зрелища, во-вторых, спектакль получился на славу, и бдительность самых недоверчивых ликторов усыплена окончательно, и, наконец, в-третьих, Фаустина не ищет легких путей. У тебя есть еще немного времени, друг мой. Советую воспользоваться им. Не буду мешать. – И плотная, ковровая ткань упала за египтянином.

Когда я повернулся к Алорк, то увидел, как падает, нет, точнее, потоком ночной реки стекает вниз ее одежда. И мне открылся совершенно иной мир, мир, благодаря которому я забыл, где я нахожусь, кем являюсь, какова окружающая меня реальность. Словно человек, долго находившийся без воздуха, я вдыхал и вдыхал запах ее чуть смуглой кожи, прятал лицо в длинные блестящие волосы, прижимал к себе хрупкое тонкое тело, боясь причинить боль.